Халит Ергенч и новата продукция "Великолепният Век"( Muhteşem Yüzyıl) тема 65

Автор: Татьяна Родионова /Cherry/ по переводу Лидии Гиндиной


Хатидже просматривает компромат, найденный в вещах Ибрагима и указывающий, что ее муж, ныне покойный, был объектом вожделения не только регулярно выходящей замуж Нигяр, но и ее сестрицы Шах.
Пока идут родственные разборки, Хюррем, потирая ручки от нетерпения, приказывает Афифе подготовить жилплощадь для Шах, которой она вот-вот потребуется.
Ошарашенная вдова начала допрос подозреваемой пугающе мягким тоном, слышать, что буйно помешанный выражается тихо и мягко так же страшно, как и встретить в безлунную ночь на кладбище маленькую девочку в нарядном платьице. Шах пытается оправдаться «Невиноватая я, оно само написалось и в сундук упало». Хатидже, наконец, плюнула на условности и выразила в оглушающе эмоциональной манере претензии любимой сестрице по поводу захвата оной ее жилплощади, попадания седалищем зятя на Диван, любимый диван ее мужа, покойного. Может, еще и на должность его покушаесси? Не стерпев справедливых претензий, квартирантка выставила хозяйку вон, пришла тут, и ключи обратно требует, а не положено без предварительного уведомления жильцов выселять. Офигев от наглости жилички, хозяйка дала неделю сроку на то, чтобы собрать свои вещички, иначе самолично за космы выдворит, дрянь такую!
Раздав гостинцев сестре, Хатидже на адреналине возвращается в Топкапы, где встречает Афифе, сообщившую ей, что комната для нее выделена. Хатидже интересуется, куда девали вещи ее мужа, покойного. Афифе привела ее в подвал с крысами и прочей непотребной живностью и указала на кучу барахла, сваленную где-то посреди. Хатидже поплыла. Как же так, вещи Великага Ибрагима должны послужить причиной для создания мемориального музея, как минимум, а они гниют в подземельях. Еще один грешок на личный счет Хюррем Гавриловны.
Шах тем временем, получив припарку после бани, вспоминает, что вещи Ибрагимовы, в которых и лежал компромат, принесла лично Хюррем. Вот оно че, Михалыч! А ну-ко, шестерки, карету мне, поеду рыло рыжей чистить.

Фетиширующую в подвале на вещички мужа, покойного, застала Гюльфем, неизвестно каким ветром в подвал занесенная. Может, крыс ходит кормить, может, наскальной живописью занимается, кто знает. Отмахнувшись от расспросов чихуахуа, Хатидже приказывает Афифе вытащить хлам на свет Божий, помыть, поскоблить, постирать, накрахмалить и доставить усё по последнему месту проживания владельца, покойного. Афифе удивлена, но с буйными лучше не спорить.
Ворвавшаяся как челябинский метеорит в покои Хюррем Шах обвинила ее в фальсификации документа и дезинформации несчастной Хатидже. «Грешно смеяться над больными людьми» (с). А Хюррем и не отрицала, что манускрипт не подлинный, но важен не автор послания, а важна суть. А суть такова, что Шах завидовала малахольной сестрице, и вот, наконец, получила все то, что имела та (за исключением зятя, покойного). Второй раз за утро Шах выслушивает правду о своей суЧности, но поскольку их этих покоев говорившую выгнать не может, то ограничивается панегириком во славу покойной Валиде, говоря, что та пришла, управляла и ушла отседа как султанша, а ты, султанша в кавычках, как была лимитой подзаборной, так ею и останешься, не того цвета кровушка течет в твоих жилах, и неважно, что имеешь ты статус свободной женщины Востока, все равно ты – девка-чернавка. Остается порадоваться за покойного Ибрагима, что женился он не на этой сестре, иначе бы клеймо раба носил бы не только в душе, но и на лбу: тавро, каким метят скотину на фермах, и инвентаризационный номер.
Военный лагерь. Аяз стремительно теряет баллы в глазах Падишаха. Кажется уже, что последняя торговка на рынке разбирается в военном искусстве лучше, чем нынешний Великий Визирь. Жалко мишутку, скоро сольют за профнепригодность.
Море. Барбаросса с Люфтием совершают увеселительную прогулку на яхте вдоль берегов осажденного Корфу. Люфтий, просидевший в провинции и устраивавший бои, максимум, между петухами на птичьем дворе, советует боевому офицеру, какую тактику и стратегию военных действий избрать. Что ж, логично, и в наше время министром обороны может стать любая кухарка, ну или продавец мебели, на худой конец.
Папо ловит лайки в свой адрес, его тактика оказалась верной. СулЬтан Сюлюман переключился на Корфу, осталось продержаться до зимы, а там османы побегут как гитлеровцы из-под Москвы в 1941, роняя амуницию. Куда там какому-то Сюлюману, с ним теперь же нету Великага и Ужаснага Ибрагима, поддакивает папская шестерка.
Рустем троллит Аяза, учись, Великий Визирь, у провинциала Лютфи, как надо крепости брать, засиделся ты в кабинетах, крыса тыловая, того и гляди, подсидит тебя Хацапетовка. Аязу тошно. Как же вы все меня достали, лимита хренова. «Не дают человеку спокойно жить» (с).

Кухня. Шекер и Сюмбюль предаются гастрономическому разврату и обсуждают появление Хатидже. Пришла Нигяр, вынюхивая последние новости. Сюмбюль как бэ невзначай рассказывает, что на честь ее любовника, ныне покойного, покушалася еще одна Султаным – Шах. Чеши репу, сплетненоска.
Хюррем пришла к Шах. Предлагая ей помощь в переезде вон из сарая Хатидже, в ответ выслушивает набившую всем оскомину о рабской доле т.н. Султанши, а также получает совет заняться детьми, и благодарить Аллаха, что жива до сих пор. На что получает ответ, что если бы она потеряла бдительность, то давно была бы в числе русалок Босфора (лично я уверена, что и там бы она была предводительницей этого баборыбьего отряда).
Хатидже приходит к детям (слава яйцам, туш, пожалуйста) и застает там Михримах.
Тем временем Мрачный евнух нападает на Назлы, к сожалению, не для того, чтобы надругаться. Жажду убийства в глазах ничем не заретушируешь.
Михримах трапезничает с Хатидже, тут же и Султанская прихватка Гюльфем. Обменявшись признаниями в симпатиях друг другу с Хатидже, несмотря ни на что, Михримах удалилась. Гюльфем протявкала, что Хюррем пытается рассорить сестер и пытается отговорить Хатидже от возвращения себе жилплощади, мотивируя тем, что Брату не понравится такой поворот. Но закусившая удила Чистокровная Султанша класть хотела на всех. Разговор шел при детях Хатидже. Давайте, передавайте паранойю по эстафете, истеричные бабенки.
Хюррем возвращается от Шах, Сюмбюль рассказывает, какая была моська у Нигяр, когда она услышала о любови Шах к Нигяркиному любовнику, покойному. Хюррем выражает надежду, что Шах уберется подальше от дворца.
А Шах тем временем выслушивает доклад от Мрачного, что Назлы в темнице, усё готово, можно приступать к пыткам. А Нигяр, узнав сплетню о том, что Шах неровно дышала к греческому ловеласу, тут же кинулась передавать ее Шах, что свидетельствует о прогрессирующем слабоумии, как минимум. Оставив неразумную посреди гостиной, Шах поспешила в темницу к Назлы. А там начался допрос с пристрастием. Применяя рукоприкладство, из Назлы выбили признание, что компромат на Шах подкинула она.

Вернувшаяся в свое гнездо Хатидже не увидела чемоданов и баулов, свидетельствующих о переезде Шах. Не собирающаяся сдаваться Шах привела Назлы и заставила поведать ее о фальсификате, созданном и подложенном по приказу Хюррем. Перетянув одеяло на свою сторону, Шах убедила Хатидже разрешить ей задержаться в полюбившемся ей сарае до приезда Сулеймана, рассчитывая втайне, что братец определит наконец помешанную сестрицу в пансионат с надёжной охраной.
Сюмбюль прибегает за Хюррем и ведет ее в каптерку. Там, в окружении Афифе (дознавателя) и евнухов (понятых), Хюррем предъявляют для опознания труп Назлы, якобы повесившейся. (Я, правда, не поняла по таймингу серии, как можно жертву одновременно допрашивать в одном сарае и вешать в другом, но это не самая большая неразумность данного произведения творческой мысли травкозависимых сценаристов). Скорбящую над телом Назлы Хюррем застает Хатидже и обвиняет (там-пам-пам, кого?, правильно, Хюррем!!!) в смерти Назлы. Маразм крепчает вместе с качеством травки. Хюррем дает указание Сюмбюлю похоронить Назлы по всем правилам. Хатидже, воспользовавшись случаем, решает остаться в гареме до возвращения Сулеймана, рассчитывая втайне, что братец определит наконец маниакальную невестку в пансионат с надёжной охраной.
Военно-палаточный лагерь. Барбаросса докладывает, что Корфуняне не сдаются, и если до холодов не сдадутся, то сдаться придется османам. Бали Бей и Мехмет в сопровождении секьюрити совершают конную прогулку под видом разведки. А Селим, оставшийся в лагере, бьется на мечах с Рустемом и неожиданно роняет меч. Проходивший мимо Сулейман недоволен и поучает Османского Вовочку, как надо держать меч.
Вернувшиеся ББ и Мехмет с перевязанным плечом докладывают, что попали в засаду и Мехмет дрался аки лев, аки лев. Селима, видевшего, как папа гордится Мехметом, мучают подростковые комплексы. Не печалься, рыженький, папа и старшеньким гордился, а скоро шнурочек шелковый ему подарит.

Маниса. Мустафа и Ташлы совершают романтичную прогулку по осеннему лесу. Ташлы сплетничает, что рейтинг Аяза стремительно падает. Из проезжающей мимо кареты выглядывает венецианское личико. Мустафа, как неопытный подросток, уже запал. Личико приехало к Махидевран на аудиенцию и оказалось венецианской олигархшей, приехавшей разруливать возникшие проблемы и сходу сунувшей взятку в виде бижутерии Махидевран.
Ташлы докладывает, что иноземные торгаши недовольны местным правосудием. Мустафа приказывает разобраться, кому рубить башку: иноземцам или судьям, и спешит домой, как бы личико не скрылось раньше времени.
Венецианка льстит Махидевран, говоря о том, что та красоты неописуемой и бла-бла. Махидевран, давно не получавшая комплиментов, расслабилась и теряет бдительность. Между тем венецианка докладывает, что на ее корабли напали пираты, а судьи не приняли ее сторону, потому она решила обратиться к несравненной, изящнейшей, красивейшей женщине Манисы, дабы она помогла решить вопрос в пользу венецианской вдовы-матери-одиночки. Польщенная, что хоть кто-то держит ее за сильную мира сего, Махидевран обещает разрулить проблему. Выпроводив сладкоречивую гостью за двери, Мазидевран узнает от Фидан, что Хатидже вызвала к себе экстрасенсшу, которая в прошлой серии на нее плевала и благовониями окуривала. Махидевран в шоке от того, как далеко зашло безумие Хатидже.
Манисская Солоха, оттюнингованная под калфу, прибыла в Топкапы. Афифе провела ее до Хатидже. Присутствовавшая у Хатидже Шах заинтересовалась, откуда сие создание и для чего. Хатидже намекнула, что эта дама весьма даровитая особа, и принесет огромную пользу Династии. Шах, все еще полагающая, что управляет Хатидже, приказала, чтобы та не предпринимала никаких действий без разрешения Шах. Ага, счас.
Сюмбюль в очередной раз получает указание Хюррем следить о Шах. Приносят SMS от Сулеймана. Мухибби проснулся, тяжело в походе без женщин. Романтик, се манифик, дас ист фантастиш, я-я.

Военный лагерь. Дела плохи, холода наступают, враг не сдается, военачальники между собой разбираются, кто из них больший лох в военном деле. Аязу как главному стрелочнику достается строгий выговор с занесением в личное дело от Генерального. Сотрудники, посмевшие вякнуть, что без Великага Ибрагима все они лузеры, немедленно уволены без выходного пособия.
Глядя на слякоть, грязь, уставших солдат и неприступную крепость, у Мухибби начинается приступ по отношению к покойному Ибрагиму, смысл примерно таков:
"Где же ты, где, звездочка алая?
Где же ты, где, искорка малая?
Где же ты, где, чувство глубокое?
Счастье далекое, где же ты, где?" (с)
Мухиббизм перед сном приводит к кошмару, в котором Сулейман видит себя с окровавленными руками. Нам как бэ намекают, шо Сулеймана гложет чувство вины.
Сулейман решает покинуть негостеприимных корфунян и корфунячек. Злые вы, уйду я от вас. Но, Барбаросса останется на всякий случай, чтобы знали, что мы все еще тут одной ногой.
Мустафа допрашивает уездного Кади, почему так много жалоб в его адрес, и спрашивает о деле венецианки, которая не к ночи будь помянута, нарисовалась во дворце. Махидевран показывает гостье хозяйство, рассказывает о функциях, возложенных на членов женского общежития – есть, спать, давать, когда призовут, родить и о штампе в паспорте забыть, потому как «женщин много, я один, и для каждой господин».
Шехзаде знакомится с олигархшей, выслушивает ее претензии к местному правосудию, мысленно полагая, что это не бедная деревенская девственница, а продвинутая дама, вдова, «Это же существенно меняет дело» (с). Надеюсь, хоть эта мадам умеет предохраняться.

Топкапы. Построение на плацу, ждут Сулеймана. Хюррем троллит Шах, говоря, что Сулейману станет известно о интересных событиях предыдущей серии. Пришла Хатидже, сняв траур. В коридоре папку с войны ждут Михримах и Баязид. Сулейман приветствует деток. Даже Селимка рад увидеть брата, есть кого мутузить.
Сулейман приветствует свой курятник по очереди, вызывающей много вопросов у просвещенной публики: сестра, сестра, ЗАКОННАЯ ЖЕНА, приживалка, племянница и Джихангир.
В коридоре Малкочоглу беседует с Михримах. Грудь Михримах ходит ходуном, а вот усы ББ находятся в том же положении, как-то не впечатляет его султанская дочка, с проститутками попроще.
Вечер томный у камина. Хюррем и Сулейман.
Нигяр ехидничает Шах, что Хюррем настучит на нее. Пришел Лютфи, какое неожиданное улучшение жилищных условий! Уходил на войну из общежития, вернулся в апартаменты, на которые давно глаз положил, ну как не ценить такую жену! «Такая корова нужна самому» (с). Лютфи интересуется, что это за потаскайка тут была, получив ответ, что это жена Рустема и нужна она для того, чтобы докладывать об его действиях, делает комплимент благоверной, что ее надо бояться. Сомнительный комплимент, но ее он возбуждает. В каждой избушке свои погремушки.
Ведьма по приказу Хатидже готовится к черной мессе и варит убийственный эликсир, рецепт и назначение которого не озвучили.
Хюррем рассказывает, что в его отсутствие были вести о его ранении и о слухах о походе Мустафы на Стамбул. Вестником выступил Мустафа Паша.
Лютфи докладывает жене о походе и о том, что Шеф пожаловал ему шубу с царского плеча и премию в пол-мульена акче, а Аяз позиционировал себя как последний лох.
Мустафа Паша вызван на ковер. Докладывай, кто посмел принести дезу о ранении! Кто осмелился? «Имя, сестра, имя!» (с)

Кабак. Пока Насух занят любимым занятием, Бали Бей уже отдал телесный долг сему заведению, попасть на работу в которое уже не так просто, потому как каждая стамбульская проститутка мечтает о свободной вакансии именно в этом притоне, и присоединился к бухарику. О-о, пришедший Рустем наконец разговелся и тоже ведет работницу постельного труда в нумера. Ну слава те, а то пока Михримах дождесси, фаберже сотрутся в яичный порошок.
Заметив приятелей, Рустем походит к Матракчи и ББ, Ибрагимов пинчер никак не успокоится и напоминает, что пролившие кровь Святага Ибрагима расплачиваются уже за все. Логика в высказываниях его отсутствует напрочь, ну да алкоголикам это свойственно. Любящие друг друга Рустем и ББ обмениваются комплиментами.
Кади благодарит Шах за пожертвования, передает ей семена гиацинтов. Видимо, это несет какой-то сакральный смысл, не доступный для понимания простых смертных 21 века. На выходе Кадия перехватывает Лютфи для разговора.
Шах получает приказ явиться к Повелителю, и справедливо полагает, что за этим вызовом стоит Хюррем.
Хатидже, со своей чихуахуа, которую давно пора уже усыплять, решают, как выманить Хюррем из сарая. Нигяр обещает позаботиться об этом. Хатидже видит в саду Михримах с Бали Беем и намекает, что Михримах была в детстве помешана на Малкочоглу, нужно этим воспользоваться.
Селим с Баязидом ругаются, Баязид узнал, что Селима тошнило в походе, и сказал, что отец его больше с собой не возьмет. Намечающемуся мордобою помешала Михримах и увела оппонентов из сада.

Шах пришла к Сулейману, тот требует объяснений, почему Мустафа хотел узурпировать его кресло. Шах в ах… ах, как удивлена! Она-то ожидала другого. Надо срочно придумывать версию, менять продуманные дома показания. А тут еще и выясняется, что по словам Хюррем, только Шах и поддерживала ее. Шах оправдывается, что информация о походе Мустафы была ложной, и неизвестно откуда взялась, и вообще Львеночек из Манисы ни ногой, сидит там, лютики-ромашки нюхает.
Выйдя с допроса, Шах встречает в коридоре Хюррем и интересуется, чего та добивается, ведь Мустафа невиновен, на что получает ответ, что сомнения уже посеяны, а сомнения в свое время затянули шнурок на шее Ибрагима.
Сулейман, мысленно обдумывая слова Хюррем о выступлении Мустафы, в Диване принимает Кади и Лютфи. Кади получает повышение по службе, крутое, я так понимаю, и по протекции Лютфи, очевидно.
Сплетненоска Нигяр пришла к Хюррем и сообщила, что слышала, как Михримах и Малкочоглу собрались уединиться в Мраморном сарае. Зная любвеобильность своей дочи и ее абсолютный пофигизм в отношении своей репутации, Хюррем рванула по указанному адресу, оповестив об этом попавшегося на пути Сюмбюля.
Тем временем Шах узнала от чихуахуа, что ее хозяйка с со своей новой подозрительной калфой ушли из сарая.
Придя в Мраморный сарай, Хюррем застала там Хатидже с безумным взглядом.
Возвращавшуюся Михримах встретил Сюмбюль и узнал, что ни в какой сарай она не собиралась.
Хатидже облегчает душу, за неимением штатного психоаналитика, Хюррем, рассказывая о том, как тяжело живется ей на свете этом белом без своего голубчика, сокола яснага, Ибрагима прекраснага, и как хочется ей пустить кровушку наконец Хюррем за то, что она жива, а он – нет, и она долго думала-думала и, наконец, придумала, жить тебе и мучиться, и молить о смерти денно и нощно.
Пока Хюррем пыталась сообразить, как ей вырваться из этого неуправляемого потока бессознательного Хатидже, Манисская Солоха подкралась сзади с тряпицей, смоченной сваренным эликсиром и прижала эту текстильную принадлежность к лицу Хюррем.
Очнувшаяся в своей постели Хюррем интересуется у стоящих над ней Дианы и Сюмбюля, «как я сюда попала?»